Выдержки из интервью Александра Плющева, блогера и ведущего "Эхо Москвы", данного Вятке.ru: - Как считаете Александр, что быстрее падет под натиском Интернета? Радио, пресса или телевидение? - Радио падет последним. Более того, оно вообще не падет.
- То есть уйдет в Интернет? Будет онлайн?- Да, оно легче всего ассимилируется, это очевидно. Почему? Потому что
весь вопрос в технологии. А когда вопрос в технологии, это значит, что
нет вопроса. Технологии очень быстро развиваются. Вопрос относительно
радио состоит в том, чтобы в автомобильной магнитоле переделать прием с
волн на Wi-Max, 3G или любую другую технологию передачи данных. Понятно,
что в этом смысле будет некая революция, потому что когда человеку
доступно не 20 радиостанций в FM диапазоне, а 20 тысяч, представьте
соответствующие последствия. Уже газеты пали, фактически. Потому что я буквально вчера слышал
Guardian прекратит выпуск бумажной версии. Конечно постепенно, сначала
сокращая количество полос, а потом и вовсе сойдут на нет.
- Как это произошло с газетой "Газета"?
- Да. Сейчас еще появилось то, что ускоряет этот процесс - это
планшетники - iPad и тому подобные. Появляются специальные приложения
под iPad, которые позволяют лучше листать, смотреть картинки,
гиперссылки и так далее. Это то, чего лишены пользователи ноутбука или
дескопа, потому что приложения - это совсем другое. Условно говоря, там
можно листать по диагонали и другие вещи, которые не представимы себе в
компьютере. То есть газеты и журналы они уже фактически умерли. То, что
мы видим - это создание ликвидационной комиссии.
- На самом деле поколение моложе 30 реже даже телепрограммы предпочитает смотреть в онлайне, тот же телеканал "Дождь".
- Телек очень долго будет уходить. Тут велика сила привычки и очень
низкий порог входа. Объясню почему. Чтобы почитать газету или журнал, их
надо либо купить, либо сходить за ними в ящик, на них надо подписаться.
Телек - он есть у каждого, и мы не представим жизни без него. Я вот не
смотрю, но я всё равно, переезжая в новую квартиру, купил два телека.
Зачем я это я сделал? Не знаю. Но семья смотрит. Люди старшего поколения
и даже моего поколения всё равно ещё будут очень долго смотреть, потому
что это легкий и доступный способ получения информации, легче чем
Интернет.
- Как вы оцениваете перспективы преобразования журналистики в
гражданскую журналистику, когда пишут и творят контент люде не
профессионально занимающиеся этим. Блогеры становятся постепенно более
быстрыми, информацию они собирают более оперативно, они становятся более
влиятельными. И не переборет ли блогосфера журналистику? - Не думаю. Потому что даже если блогер вдруг такой прекрасный, что он
не просто выглянул из окна, когда там что-то взорвалось, а поработал с
источниками, проверил, дал возможность высказаться сторонам, провел
анализ, подвел итог, он просто превращается в журналиста. Вот и всё. И
для читателя вообще нет никакой разницы. Мы в этом смысле работу не
потеряем, потому что во-первых, есть много плохих журналистов - это они
потеряют работу. А во-вторых, просто станет больше хороших журналистов.
Наверное, здесь можно сравнить ситуацию с извозом: есть такси, а есть
частник, который останавливается, когда руку поднимаешь. Но во многих
городах частный извоз постепенно стал объединяться в таксомоторные
компании: водители сперва на своих автомашинах, потом на чужих
привлекают к делу. Точно так же и блогеров будут нанимать в СМИ или они
будут образовываться в конгломерат СМИ. От этого никуда не денешься. - Но ведь журналистика это всегда за деньги, а блогер за интерес.
- Безусловно. А если ему за ту работу, которую он любит, предложить
денег? Вот я и говорю, что журналистика получает ещё один приток
талантливых людей, которые отобраны естественным путем, и журналистика
получает этот приток. У нас есть разные источники: журфак, филфак, есть
какие-то самородки. Блогеры - такие же самородки, только вот таким
образом нашедшиеся. В любой сфере так. А что, у киноартистов по-другому?
Люди не идут во ВГИК, а играют в драмкружках или где-то еще. Иннокентий
Смоктуновский, насколько я знаю, не имел специального образования. Это
совершенно нормально.
Интернет часто путают: он не субъект, он объект. В том смысле, что он -
инструмент. Он ничего сам по себе не делает. С помощью него можно
что-то сделать. Но сам по себе он ничего не делает. Он облегчил вход на
рынок, ну и что. Сейчас, например, можно снять телепередачу на камеру
доступную многим. Это же не значит, что умерла тележурналистика, умерло
телевидение или умерло кино.
- Есть ли в России свобода слова в печати и на телевидении тем более?- На телевидении, мне кажется, самая сложная ситуация. Прямо такая не
очень хорошая. Что касается всех остальных СМИ, начиная от радио, то в
Москве я знаю два радио, которые можно назвать свободными. Может быть, с
какими-то оговорками. С телевидением самая плачевная ситуация. Мне
кажется, там проблема как не столько даже в цензуре, сколько в сильной
самоцензуре со стороны менеджмента. Я не знаю, что там первично, что
вторично, но глядеть в телевизор мне совершенно не хочется. Не то что
свободы слова нет, просто противно.
- Как вы оцениваете феномен Навального? Кто он – успешный юрист, засланец Конгресса США или "проект Кремля"? - Я Алексея знаю довольно давно. Он вел на нашей радиостанции "Эхо
Москвы" какую-то небольшую передачу, которую я тогда не слушал. И мне он
всегда казался, да и кажется, в общем человеком искренним. Для меня
факт обучения в Америке носит исключительно позитивный характер. Я
слышал, что вице-губернатор вашего региона, бывший теперь уже, тоже уехал учиться в Америку.
В феврале я был в жюри конкурса блогов "Немецкой волны" в Бонне, куда
от каждого языка, на котором вещает "Немецкая волна", съезжаются по
одному человеку из Интернет-сообщества. Они собираются вместе и каждый
представляет проекты своей страны. Я отобрал "РосПил" в одной из
категорий. Она называется: Лучшее использование технологий для
социального блага. По-моему, 100-процентно подходящая к Навальному
номинация. И он в ней победил. Наверное, в том числе благодаря моей
презентации. Но дело даже не в этом. Мне кажется, он придумал, может
быть даже не сам, отличное использование технологии для социального
блага и для гражданского самовыражения, можно так сказать. И люди этому
поверили…
- Люди начали платить деньги.
- Я об этом и говорю. Когда я сегодня гулял здесь, по Кирову, мне
рассказывали о том, как храмы строились на пожертвования. И я вдруг
подумал, что Навальный - это некий такой элемент религии. То есть, в
него верят, как в некоего мессию и готовы даже платить за это деньги.
Это высшая степень веры, на мой взгляд. Вот у нас ни за что в Интернете
не было принято платить деньги - ни за музыку, ни за фильмы, хотя,
казалось бы, люди от этого получают удовольствие… А тут вдруг начали
платить. Он в этом смысле такой в восприятии людей мессия. Мне он
кажется вполне искренним...
|